Кается в своими руками - Трагедия Пир во время чумы художественный анализ. Пушкин
Тема жизни и смерти и, еще точнее, тема человека перед лицом смерти, которая в третьей маленькой трагедии Пушкина звучит попутно, составляет основное содержание четвертой — «Пир во время чумы», написанной все с той же сказочной быстротой, полностью законченной 8 ноября года, то есть всего через три дня после финала «Каменного гостя». Если в «Каменном госте» Пушкин наглядно продемонстрировал, как можно известный всем предмет разработать абсолютно по-своему, — в «Пире во время чумы» это проявляется с еще большим, почти невероятным блеском. Как известно, «Пир» является переводом очень небольшого куска — всего лишь части одной сцены из обширной, в трех актах, включающих в себя целых тринадцать сцен, пьесы в стихах — драматической поэмы — английского поэта-романтика Джона Вильсона «Город чумы» «The City of the Plague» , вышедшей в свет в году.Бывают странные сближения. «Маленькие трагедии» на камышинской сцене
Четыре пьесы, в которых Пушкин размышляет о человеческих пороках и игре с судьбой, сводит счёты с отцом и решает вопрос о том, совместимы ли гений и злодейство. В основе сюжета трёх пьес «Каменный гость», «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери» человеческие страсти любовь, ревность, скупость, зависть и их драматические проявления; тема четвёртой, «Пира во время чумы», — глобальная катастрофа, которая мыслится как расплата или испытание. В году Пушкин набрасывает следующий перечень сюжетов: «Скупой.
Проблема автобиографизма поэзии Пушкина, бывшая предметом бурных дискуссий в е годы нашего столетия, встает с новой остротой сегодня, когда пушкинистика осознает одной из своих главных задач построение цельной духовной биографии Пушкина — «не фактической только истории внешних событий его жизни, а истории движений его души» [1]. Пушкин — больше своего творчества: самая личность поэта, его судьба есть уже высочайшая духовная ценность, но явлена эта ценность в слове, и только через слово можно к ней приобщиться. Рожденное в глубинах этой личности, слово не отрывается от нее, хранит память о своем происхождении.
Сюжетная конструкция здесь великолепна. Но в самой уникальности ситуации заложены громадные возможности для обобщения, для соотнесения проблем отдельного человека и человечества в целом. Внешняя динамика здесь вступила бы в явное противоречие с внутренней жизнью героев. Из трех стадий нравственного поступка — мотивов, непосредственного действия и следствий его — Пушкин на этот раз исследовал лишь первое, сознательно отсекая все остальное. Поэтому каждый из пирующих — в сущности, замкнутый мир, их речи — прежде всего самоизлияния, непрерывная цепь внутренних монологов, их судьбы, может быть, и пересекаются, но ни в коем случае не взаимовлияют друг на друга. Герои обречены на гибель.